Когда-то солдатские ремни, с тяжелой латунной пряжкой, с огромной звездой на этой пряжке были очень популярны у молодого поколения. Пацаны помоложе носили их для форса. Парни постарше иногда, в самых крайних случаях, когда силы противника превосходили их силы намного, использовали ремни в качестве оружия. Очень страшное оружие, сам ремень брался в определенный хват, из которого его невозможно было вырвать и выбить. Острые края пряхи могли нанести страшные раны. Еще раз повторюсь, это не приветствовалось и использовалось в исключительных случаях.
В четвертом классе появился такой ремень и у меня. Пришлось немало пролить своей и чужой крови, что бы отстоять его. Претендентов на мой ремень было предостаточно. Выдержал, отбил все притязания. Но он со мною сыграл плохую шутку.
Я обладал от природы гибким, подвижным телом. Мои кости ненамного были тверже хрящей. Может быть, поэтому, падая с неимоверных высот, я никогда ничего не ломал. далее…
Архив категории »Малышишки «
4 373 viewsОй, мороз, мороз…
Давно таких долгих морозных дней не было. Вспомнилась давняя история детства. Ой, как же давно это было! Как будто и не со мною. Как будто и не в этой жизни.
Примерно те же числа января. А если точно, то 24 января. Год упоминать не буду. Страшно как давно. Мороз. Сугробы выше крыши. Крыши деревенских изб. Я у бабушки в деревне. С приятелями, такими же карапузами лет шести-семи, мы роем в этих сугробах пещеры. Строим из блоков из спрессованного снега снежные дома. И нам не холодно. Чуть где защипало, горсть снега на шерстяную варежку, и по лицу. Натрешь, и снова в сугроб по пятки.
Мимо проходит соседка моей бабушки.
— Ген, а ты чего здесь? Там братика привезли. далее…
Вырасти на берегу речки, и не ловить в ней рыбу, это абсурд. Но наша речка, Смедва, была речкой своенравной, не каждому она дарила рыбку из своих глубин. Хотя и не была ей обижена. Пробегутся мужики с наметкою, с бреднем, с сеточкой. Полчаса хватало, чтобы ведро было полным рыбы. Впрок и на продажу не ловили. Так, для себя, на уху, на жарево. Тут тебе и щука, и налим, и окунь, и голавль, и плотва, и даже такое диво для наших краев, как подуст попадались. Плели иногда еще и верши из ивовых прутьев, и из суровой нити вязали ловушки, не помню точно, как их называли, вертится на языке слово вендер, но не думаю что это правильное название. А вот на удочку рыба не ловилась. Ловилась, на крючки лишь ею избранных. Были в деревне моей бабушки троица рыбаков из мужиков. И один из наших ровесников. Генка Кирьянов. У него была самодельная удочка, с дребезжавшим поплавком. Тот никогда без улова с реки не уходил. далее…
Старые, добрые, советские времена.
Мы живем с мамой в общежитии строительного треста. На четвертом этаже, в комнате пятнадцать метров квадратных. Из мебели подобие дивана, со спинкой на шарнире, старая, железная кровать с пружинным матрацем, круглый, раздвижной стол на ножках и с изящно-топорным изгибом. Есть еще старый гардероб со скрипучими дверцами. Полустол – полутумбочка для полуготовки пищи. Три казенных стула, они принадлежат общежитию. Два для людей, один для радиолы «Рекорд», которая не работает со времен ухода мамы от отца. далее…
Что-то здесь не так. А, может быть, и нет. А если нет, то, что это? Дань моде, изменение детского мышления, или извращение ума родителей?
Ребенок хочет на подарок Новый Год. Не просто подарок. Куклу. Или как ее правильно называть теперь? Потому, как эта кукла не розовощекая пухленькая кукла-малыш, Катя, Маша или Люба. А кукла половозрелого по внешнему виду возраста. Со звучным иноименем. Ее не надо воспитывать, кормить, купать, и всего того не надо с ней делать, что необходимо делать с детьми. Воспитывая в самих же детях чувство материнства. Ее, иностранку, с минимизированными габаритами модели, надо наряжать, наводить ей макияж и выводить на пати-вечеринки. далее…
Это не просто беда! Это катастрофа! Это конец света!
Меня не взяли в школу!
Вот была обида!
Читать и считать я научился, когда еще и пяти лет не было. Худо, бедно старался попонятливее для других написать чего-нибудь. Букварь наизусть выучил. Да что там букварь, Родную Речь от корки до корки знал. А в школу меня не взяли. Ребят семи лет было с избытком для двух первых классов в то время. Школа была рассчитана лишь на один класс. А мне немного не хватило до семи лет. Чуть больше месяца.
Я плакал. Я страдал. Мои ровесники, не зная и двух букв, уже взрослые, уже школьники, уже взобрались на ступеньку выше, по лестнице детства. А я остался там же. Я еще из племени коротких штанишек. Мой портфель, приготовленный для этого сентября, убран до следующей осени.
Я в глубоком горе. Мне, до нынешнего 1 сентября, сладко посапывающего в своей кровати до обеда, уже не спится по утрам. Я просыпаюсь по часам, встаю в то же время, что и школьники. Но мне стыдно выходить на улицу. Я чувствую себя неполноценным. Я не такой, как мои друзья. Я ниже их по значительности, по взрослости.
Терплю неделю. На вторую неделю украдкой от мамы достаю портфель, набиваю его, чем только можно, выбегаю на улицу, жду других первоклашек.
— А ты куда? – вопрос с чувством превосходства.
— Меня приняли! Я с вами! Я в школу! далее…