Террикон женской страсти.

пьянка

Как говорится, в такой день хороший хозяин жену на улицу не выгонит. Холодный, пронизывающий ветер. Мелкий, тоскливый, надоедливый дождь. Поздняя осень. Выходной день.
Но… Мне надо. Я выхожу на улицу. Сажусь в автобус. Еду.
И вот дело сделано. Теперь обратно. Домой. В тепло и уют.
— Геннадий!
Это, по-моему, мне. Я оборачиваюсь. Ленька Радзиевич. Мой давнишний знакомый. Я останавливаюсь.
— Халтура есть. У меня тут одни знакомые котел газовый новый купили. Нашли работников, те старый срезали, а новый не подключили, не успели. А тут и выходные дни. А на улице такой холод. Мерзнут они. А у них ребенок маленький. Помочь им надо. Денежные знаки у них не в дефиците.
— Лень, ну тебя к черту. Домой поеду. Дел дома навалом.
— Да хватит тебе! Что, лишний рубль тебе помешает? Для тебя, я знаю, это на пару часов всего лишь.
— А инструмент, а сварочное оборудование?
— Все там, на месте есть! Я же тебе говорю. Работники пришли, срезали трубы от котла, и ушли до понедельника. А весь инструмент и оборудование там, на месте оставили.
Я ломаюсь, но недолго, и все-таки соглашаюсь на его предложение.
Работа калымщика боится. Дело быстро продвигается к своему завершению.
Из Леньки помощник фиговый, ключ подать, трубу подержать, это он может. Поэтому основное время он кормит хозяев байками, участливо подмигивая мне, но даже руки после работы моет чисто просто за компанию со мною. Они и без того у него девственно чисты.
Я закончил работу, выхожу на улицу, под дождь, жду своего напарника. Ленька проводит расчет с хозяевами. Наконец он выбегает, мы идем в сторону остановки моего автобуса. Меня ждут дома мои дела.
Проходим мимо магазина. Ленька останавливается. Смотрит на меня вопросительно.
В Ленькиных венах гремучая смесь. Отец еврей, мать хохлушка. Прошу мне поверить, очень уважительно отношусь, как к евреям, так и к украинцам. Среди них у меня масса очень хороших знакомых. Попросту не удержался эту деталь уточнить. Он понимает, что процент его в оплате за работу лишь дилерский, который он уничтожит здесь же, у магазина, с первым попавшимся. А это для него всего лишь началом. Обмывать калым вместе со мною, для него выгоднее. Кто же потом эти проценты считать станет?
Но он почти уже разведен, а у меня семья. Мне надо домой.
Радзиевич хоть и хитроват, но не жаден, отзывчив, Не раз выручал меня. Не хочу его обижать. Киваю, наконец, ему в ответ. И Ленька уже в магазине, я жмусь к стене дома, прячась от дождя. Ленька выходит из магазина не один. С ним выходит некто Бугай. Прозванный так за внушительный размер его мужского достоинства. Бугай, Андрюха Тарасков, работящий мужик, но запойный, раз в три, четыре, а то и пять месяцев, дает разгрузку своей нервной системе. Разгрузку своему организму. На недельку, на полторы, не больше. Он уже разведен. Лишен женской опеки, но блюдет себя. Ухожен и чист с виду.
— Чего по подворотням прятаться. Пойдем к Андрюхе домой. Он один живет. У него и закуска есть. Нам не тратиться еще и на нее.
Бугай уже опохмелен, но до вчера употребленной дозы еще не добрал. А опохмеляться меньшим количеством выпитого ранее спиртного, это не опохмелка, а мучение.
Приходим к новому собутыльнику дна квартиру. Не заметно и здесь, что он живет один. Старая, в доисторическом двухэтажном доме квартира чиста. Нет горы грязных тарелок в раковине, нет окурков на полу, нет склада стеклотары в углу. В холодильнике пара плавленных сырков, кусок копченой колбасы, банка рыбных консервов, свежие помидоры, соленые огурцы. На газовой плите картошка с тушенкой.
На стол быстро накрывают. Мы садимся. Бугай рюмками не пьет. Пара стаканов и вот он уже тяжелыми шагами поднимается по деревянной лестнице наверх. Лестница громко скрипит под его весом. Квартирка хоть и старая. Но очень неплоха по своему устройству. Она в двух уровнях. Отдельный вход с улицы, внизу большая прихожая, она же кухня, она же гостиная. Три внутренних двери. Туалет, ванная комната и небольшая спальня. Наверху спальня побольше. В нее и направился Андрюха.
Принятые им дозы нанесли значительный ущерб нашим запасам спиртного, хватило еще только на полчаса. И вот Ленька снова собирается в магазин. Ушел. Я забавляю себя огурцом.
Ленька вернулся быстро, но не один. Слышны женские голоса. Вместе с ним нас осчастливливают своим присутствием две дамы. Одна поменьше ростом, другая повыше своей подруги. Обе молоды, симпатичны, но лица их не свежи. В том смысле, что, по крайней мере, сегодня они уже целовались с рюмкой.
— Гулять, так гулять! Как тебе женское общество?
Я хмурюсь душой, но выдавливаю из себя улыбку. Гулять, так гулять для меня, означает, что денег домой от своей работы я уже не принесу. Но маховик пьянки запущен, и не в моих силах его затормозить, не тем более остановить.
Та, что пониже жмется к Леньке, вторая садится поближе ко мне. Четверть часа паре напротив хватило для того, что бы продолжение их общения было перенесено в маленькую спальню внизу. Пока наши компаньоны заняты своим делом, общаюсь с другой дамой. Ее глаза наглы и блудливы. Вроде и пьян прилично. Но, честное слово, не тянет. С организмом все в порядке, а вот душа против. Что-то в ней нечистого, в смысле телесной чистоты. Ни запах, ни одежда, ни общий внешний вид не отталкивают. Так что же? Сам не знаю. Но что-то меня удерживает, и это что-то связано именно нечистоплотностью.
Ленька с подругой уже за столом. Радзиевич отчаянно мне подмигивает. Но я равнодушен к его знакам.
— Ты чего телишься? – шепчет мне на ухо он.
— Отстань! Не хочу!
Вторая женщина, не получая знаков мужского внимания от моей личности, потихоньку раскисает. Ленька машет на меня рукой и поднимается по лестнице на второй этаж. Спускаются оттуда уже вдвоем. Вид Бугая не импозантен. Но громкие кряки и хрипы из ванной комнаты, пять минут, вода и мыло придают его лицу приличный вид. Он с нами за столом. Отвергнутая мною женщина переключает свое внимание на Андрюху. Тот теперь не пьет стаканами, цедит с отвращением к дозе из рюмки. Я немного уже плыву, возвращает меня к действительности громкие стоны и крики из нижней спальни. Нам, потерявшим свою девственность в комнатах общежитий, и зачавшим детей в пресловутых блочных хрущевках, такие выражения восторга в дикость. Шумоизоляция в них, как и здесь на уровне общежития имени монаха Бертольда Шварца. Но уж, видимо, задел Андрюха все доступные для него струны женского интимного инструмента.
Стараясь не обращать внимание на громкие и страстные междометия, я бессмысленно накачиваю себя сорокоградусной.
Из спальни возвращаются Андрюха с дамой. Садятся за стол рядом. Дама жмется к плечу своего недавнего партнера. Она покраснела, немного растрепана, и вроде как даже похорошела. То ли действительно похорошела, то ли я уже перепил, но я теперь завидую Бугаю и ругаю себя за свою брезгливость. Андрюха снова переходит на стакан. Женщина, то ли от нежности, то ли от благодарности теснее прижимается к Тараскову, гладит того по голове, целует в щеку, приговаривая.
— Хороший мой! Милый мой! Где же ты раньше был! Где же ты был все это время.
Тарасков, забыв теперь про рюмку, опрокидывает в себя стакан. Легко отодвигает от себя женщину. Закусывая помидором, отвечает просто:
— Где я был, где был! На втором этаже я был!

www.kuznets.ru, кузнец нам нужен? Нужен!